Да и вся моя жизнь не дарила мне удовлетворения. Из попыток побеседовать с Недом наедине получалось не больше, чем из встреч с Олухом, которые устраивал Чейд. Нед окончательно потерял голову. В течение трех недель я почти все свободные вечера проводил в «Заколотой свинье», надеясь серьезно с ним поговорить. Гулявшие по залу сквозняки и водянистое пиво не слишком улучшали мое настроение. Часто я ждал напрасно. А если Нед приходил, его всегда сопровождала Сванья, прелестная девушка с темными волосами и огромными глазами, стройная и гибкая, словно ветка ивы.
Однако в ней чувствовалась сила. И она любила поговорить, редко давая мне возможность вставить слово, – а уж о том, чтобы пообщаться с Недом с глазу на глаз, и речи быть не могло. Он сидел рядом со Сваньей, купаясь в ее одобрении, любуясь красотой, а она рассказывала мне о себе и родителях, о своих планах на будущее. Я узнал, как она относится Неду, Баккипу и к жизни. Мне стало очевидно, что ее мать устала от своеволия дочери и была счастлива, что та встречается с молодым человеком, имеющим некоторые перспективы.
Отец девушки по-прежнему не слишком жаловал Неда, но Сванья рассчитывала, что сумеет его переубедить. Или не сумеет. Если он не согласится с тем, что она сама должна выбирать жениха, что ж, тогда отцу не будет места в ее жизни. Впечатляющее заявление для независимой юной женщины, бросающей вызов любым трудностям, вот только я сам был отцом и не слишком одобрял выбор Неда. Впрочем, Сванья не нуждалась в моем одобрении. Я обнаружил, что мне нравится ее характер, вот только равнодушное отношение к отцовским чувствам не радовало.
Наконец, настал вечер, когда Нед пришел в таверну один, но разговор не доставил мне никакого удовольствия. Мой мальчик пребывал в мрачном настроении из-за отсутствия Сваньи и с горечью жаловался, что отец заставляет ее сидеть по вечерам дома. Когда я попытался поговорить о его ученичестве, он лишь повторил свои прежние слова. Его не устраивает отношение мастера. Гиндаст считает его болваном и всячески высмеивает перед другими учениками. Ему поручают самую скучную работу и не дают возможности себя проявить. Но я попросил Неда привести хотя бы один пример и укрепился в своем мнении, что Гиндаст достойный, хотя и требовательный наставник.
Жалобы Неда не убедили меня, что его обижают понапрасну. У меня создалось совсем другое впечатление.
Мой мальчик по уши влюбился в Сванью и может думать только о ней. Большинство его повторяющихся ошибок и утренние опоздания вызваны влюбленностью. Я не сомневался: если бы Сваньи не существовало, Нед был бы более внимательным и терпеливым.
Строгий отец мог бы запретить ему встречаться с девушкой. Я этого не сделал. Порой мне кажется, это воспоминания о собственной юности сделали меня мягкосердечным. А иногда меня охватывают сомнения: возможно, я боялся, что Нед нарушит мой запрет, и лишь поэтому ничего не предпринимал.
Изредка я навещал Джинну, но только в тех случаях, если видел рядом пони и тележку, указывающие, что ее племянница дома. Мне хотелось охладить нашу бурную страсть, хотя меня отчаянно влекло в уютное тепло ее постели. Я старался, чтобы мои визиты были короткими, ссылаясь на срочные поручения своего хозяина. В первый раз Джинна без колебаний приняла мои объяснения. Во второй поинтересовалась, когда у меня будет свободный день. И хотя мы разговаривали в присутствии племянницы, я прочитал в ее глазах прямой вопрос. Я уклонился от ответа, стал рассказывать о капризах хозяина, который не разрешает мне распоряжаться своим временем. Получилось, что я жалуюсь, и Джинна сочувственно кивнула.
Во время моего третьего визита племянницы дома не было. Она отправилась помочь подруге, которой предстояли трудные роды. Джинна рассказала мне об этом после теплых объятий и долгого поцелуя. Рядом с ее страстью моя решимость таяла, точно соль под дождем. Джинна без дальнейших разговоров заперла дверь на задвижку, взяла меня за руку и повела в спальню.
– Подожди немного, – предупредила она у порога, и я остановился, – А теперь входи, – позвала она.
Я сразу же заметил, что амулет прикрыт толстым шарфом. Джинна глубоко вздохнула, как проголодавшийся человек перед плотной трапезой, и я вдруг понял, что вижу лишь ее грудь, вздымающуюся под корсажем платья. Я сказал себе, что совершаю глупую ошибку, но ничего не мог с собой поделать и совершил ее. Несколько раз. Когда мы утолили страсть и Джинна дремала, прижавшись к моему плечу, я добавил к списку своих глупостей еще одну.
– Джинна, – тихо спросил я, – как ты думаешь, правильно ли мы поступаем?
– Мудро мы поступаем или нет, какое это имеет значение? – сонно ответила она. – Мы никому не причиняем вреда.
Она не рассчитывала услышать ответ, но я серьезно произнес:
– Нет, имеет. И боюсь, что мы причиняем вред.
Она тяжело вздохнула и села, убрав с лица спутанные локоны. А потом близоруко посмотрела на меня.
– Том, зачем ты все усложняешь? Мы оба взрослые люди, никто из нас не связан клятвами верности другим людям, и я уже говорила, что не могу забеременеть. Почему мы не можем доставить друг другу удовольствие, когда у нас появляется возможность?
– Мне наши отношения не кажутся простыми и честными, – попытался объяснить я ей. – Я поступаю вопреки тому, что говорил Неду: занимаюсь любовью с женщиной, с которой не связан клятвой верности. Если бы он поведал мне сегодня, что делал со Сваньей то, что делали мы, я бы сурово его отругал, а сам…
– Том, – прервала меня Джинна, – мы создаем правила для наших детей для того, чтобы защитить их от сурового мира. Когда мы вырастаем, нам хорошо известны все опасности и мы сами выбираем, рисковать или нет. У нас с тобой нет детей. Никто из нас не пытается обманывать партнера. Чего ты боишься, Том?